Дрисколл Тереза

Он не говорит клиентам главного – ответ на вопрос Тома зависит от того, какой именно преследователь достался Элис. Хорошая новость заключается в том, что большинство преследователей – не убийцы. Плохая же в том, что многие убийцы начинают как преследователи.

Интересно, а что думает о своей работе Мэтью Хилл? Ходит за мной по средам, и что? Надеется, что ничего не случится? Или, наоборот, втайне мечтает оказаться полезным? Вот так же и мы, журналисты, совершаем рутинный обзвон отделений полиции и скорой помощи и пожарных бригад – утром, днем и вечером. Конечно, мы никому не желаем зла. И все же втайне всегда надеемся поживиться «историей».

Во втором вагоне я стукаюсь о сиденья – бьюсь, бьюсь, бьюсь бедрами и нащупываю телефон в кармане жакета, проходя через автоматические двери в тамбур. И тут слышу их. Никакого стыда. Даже не пытаются вести себя тихо. Занимаются этим громко и гордо, в туалете поезда. Как животные в брачный период.

– Мы просмотрели записи с камер наблюдения, Сара. Из клуба. – Голос детектива звучит жестче. – К сожалению, не все камеры работали. Но там есть кое-что, чего мы не понимаем, Сара. И нам позвонила свидетельница. – Свидетельница? – Женщина с поезда. Сару охватывает дрожь. Разоблачение. Мороз по коже. Кровь отливает от ее лица.

Я пристегиваюсь и продолжаю задаваться вопросами. Мэтью Хилл на редкость проницателен и настоящий профессионал. Почему ушел из полиции? Почему так странно отреагировал на фотографию мальчиков? Однако больше всего меня мучает вопрос – наберусь ли я храбрости поведать Салли, что наш детектив сразу же заметил перемену в глазах Кэрол? Мы с Салли наивно полагали, что перемена видна лишь нам.

Он зажмуривается и пытается взять себя в руки, чтобы не показаться странным новой клиентке – не выходит, он чуть дольше, чем нужно, не открывает глаз. Несмотря на все старания, перед ним упрямо встает лицо другого мальчика – из прошлого. А также его матери, голос которой по сей день звучит в голове – крик в зале суда: «Надеюсь, вы никогда не сможете спать спокойно!»

Во втором вагоне я стукаюсь о сиденья – бьюсь, бьюсь, бьюсь бедрами и нащупываю телефон в кармане жакета, проходя через автоматические двери в тамбур. И тут слышу их. Никакого стыда. Даже не пытаются вести себя тихо. Занимаются этим громко и гордо, в туалете поезда. Как животные в брачный период.

– Мы просмотрели записи с камер наблюдения, Сара. Из клуба. – Голос детектива звучит жестче. – К сожалению, не все камеры работали. Но там есть кое-что, чего мы не понимаем, Сара. И нам позвонила свидетельница. – Свидетельница? – Женщина с поезда. Сару охватывает дрожь. Разоблачение. Мороз по коже. Кровь отливает от ее лица.

Сотрудники никак не могут определить, кто есть кто из двух мальчиков. Во время последнего разговора мне в голову неожиданно приходит мысль о том, что я могу послать им фото, если еще раз одолжу телефон у той женщины… Но уже слишком поздно. Обоих детей увозят в операционную. А это значит, что мы не знаем, кому удалят селезенку, кто из них находится в большей опасности…

Я ощущаю порыв ветра. Дождь. Подтащив чемодан поближе к двери, становлюсь на него. Это будет непросто. «Батюшки мои! Вы только посмотрите на эту женщину! Она лезет через окно». Я решаю, что падение на траву будет не таким страшным, как кажется… На третий раз у меня получается. Я схожу с поезда.