Орлов Андрей Юрьевич

Так мы и шли по дорожке вдоль дома – я держал их за уши, а они извивались. Чича сделал попытку меня ударить – и взревел от боли в вывернутом «слуховом аппарате». Козюля притворился, что у него отнялись ноги – и тоже завизжал, как свинья под ножом мясника.

Я медленно расстегивал. Пацаны посмеивались. Стащил – и вдруг резко набросил ее на татарчонка с ножом! Тот точно представлял опасность. И врезал кулаком по тому месту, где предположительно была голова. Татарчонка отнесло, он упал и, рыча, стал выпутываться. Ножик упал, звякнул о камень.

Жилец отскочил от стены, как резиновый мячик, снова бросился в бой. Кулак нашел свою цель, противник вскричал, схватился за скулу и рухнул на колени. Попытался подняться, но Павел вывернул руку, швырнул драчуна носом в стену.

Старушка в длинной ночной сорочке лежала на кровати, распахнутыми глазами смотрела в потолок. Разметались седые пряди. Морщинистое лицо перекосила судорога. Кровь была повсюду - на сорочке, на полу, пропитала скомканное постельное белье. Били холодным оружием – безжалостно и не особо разбираясь.

Шабанов хищно оскалился, напрягся и вдруг застыл: из недр квартиры донесся душераздирающий крик – попутно с трескучими ударами. Словно рубили мясную тушу. Стало нехорошо, комок подкатил к горлу.

За дверью взревел бык – и в тот же миг грохнул выстрел, долбанул по ушам! Стреляли из охотничьего ружья, причем неслабого. В двери образовалось рваное отверстие размером с кулак. Такое же – в двери напротив…