Шарапов Валерий Георгиевич

Адское действо было в самом разгаре. Старый дом полыхал самоотверженно, пылал с такой готовностью, точно был построен для этого. Жаром от него так и перло, близко не подойдешь.

И трех часов не прошло, как прибыла группа с Петровки, снова появились пожарные, и моментально обнаружился вход в подпол, а там, среди осколков взорвавшихся от жара многочисленных банок, обгоревшего хлама и спекшихся корнеплодов – три обгоревших тела.

Автомобиль налетел на отца, он ударился о капот, скатился на асфальт, замер вниз лицом. В сторону отлетели кепка, портфель, раскрылся блестящий замок, из портфеля вывалились какие-то бумаги, которые немедленно подхватил и погнал ветер.

Сорокин сходил в кабинет и лично передал телефонограмму в управление ОРУДа: под любыми предлогами задерживать автомобили марки «победа» и ГАЗ М-1, серые, синие или серебристые (если таковые найдутся), с номерами черного цвета, окончания «87» или «81».

Неожиданно в спину ударили из пулемета. Миклош упал как подкошенный. Не зря немецкий пулемет МГ-42 называли «пилой Гитлера». Еще первая мысль «Откуда здесь пулемет?» не успела до конца оформиться, как рефлексы спецназовца ГРУ четко сработали. Матвей мгновенно перекатился под защиту старого бука и направил ППС в сторону врага.

Матвей успел уклониться от летящего ему в лицо кулака. Нападавший потерял равновесие, и кулак пролетел мимо. Однако задний успел схватить приезжего за ворот рубахи, но получив сильный удар тоже отлетел. Третий все-таки успел разбить ему нос, но тут женщины на остановке громко стали звать милицию и нападавшие спешно ретировались.

Со своего места баба Мотя видела лежавшую за прилавком в луже крови Лизу. У девушки было настолько сильно разбито лицо, что её невозможно было узнать, а выбившиеся из-под платка пышные волосы, окровавленными косматыми охвостьями были разбросаны по полу вокруг алой от крови головы.

Посреди зала, неловко подвернув под себя правую руку, навалившись боком на опрокинутую кошёлку с товаром, лежала знакомая покупательница, жена профессора Серебрякова. Она, по всему видно, была забита разделочной доской, потому что окровавленная доска валялась неподалёку от разбитой головы.

Нельзя сказать, что конфликт с хозяином довел его «до ручки», каким-то неведомым чутьем он чувствовал, что их ссора – не самое страшное, что происходит в эти минуты. Это всего лишь отвлекающий фон, на котором творится такая мерзость, о которой и подумать-то страшно.

Бледная учительница лежала на постели со сложенными на груди руками. Голова была повернута в сторону окна, голубые глаза словно пытались что-то рассмотреть за морозным стеклом. Подойдя ближе, Стас, все еще не веря в случившееся, разглядел зажатый в ее руке шприц.