Достоевский Федор Михайлович: Идиот. Вечные истории

Это необыкновенное по своей красоте и еще по чему‑то лицо еще сильнее поразило его теперь. Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое время что‑то доверчивое, что‑то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое‑то сострадание при взгляде на эти черты. Эта ослепляющая красота была даже невыносима.

Не в Новом Свете тут дело, хотя бы он провалился. Дело в жизни, в одной жизни, — в открывании ее, беспрерывном и вечном.

Меня тоже за идиота считают все почему‑то, я действительно был так болен когда‑то, что тогда и похож был на идиота; но какой же я идиот теперь, когда я сам понимаю, что меня считают за идиота? Я вхожу и думаю: «Вот меня считают за идиота, а я все‑таки умный, а они и не догадываются...» У меня часто эта мысль.

Нет ничего обиднее человеку нашего времени и племени, как сказать ему, что он не оригинален, слаб характером, без особенных талантов и человек обыкновенный. Вы меня даже хорошим подлецом не удостоили счесть, и, знаете, я вас давеча съесть за это хотел! Вы меня пуще Епанчина оскорбили, который меня считает (и без разговоров, без соблазнов, в простоте души, заметьте это) способным ему жену продать!

Да неужто ты меня взять мог, зная, что вот он мне такой жемчуг дарит, чуть не накануне твоей свадьбы, а я беру? А Рогожин‑то? Ведь он в твоем доме, при твоей матери и сестре, меня торговал, а ты вот все‑таки после того свататься приехал да чуть сестру не привез? Да неужто же правду про тебя Рогожин сказал, что ты за три целковых на Васильевский остров ползком доползешь?