Рубина Дина Ильинична: Русская канарейка. Желтухин

– Что такое старость? – выкрикивала она поверх хмельного застольного шумка. – Это когда уже не получается мыть ноги в умывальнике.

Вдруг воссиял большой медный таз на огне: это в саду под яблоней Стеша колдует над вишневым вареньем. В самой середке густой багряной мякоти подбирается, подкипает крошечный вулкан лаковой вишневой пенки. И она, Эська – восьмилетняя, босая, в цветастом сарафане – стоит с блюдечком в руках, ждет своей порции сладкого – сладчайшего! приторного! – приза.

Двор звучал и звучал, умолкая лишь на два-три предрассветных часа, когда так сладко спать и так хочется тишины, но и ее может нарушить любой базлан, которому не спится, которому приспичило интересоваться за погоду у припозднившегося соседа: – Шо? Дощь? – Та не, гразь есть, но лично не идет…

Это прекрасно, когда человек верен себе и совершает заранее предугаданные поступки, пусть даже и безмозглые.

И после был еще тихий домашний вечер – пушистый хвост воскресенья, долгий-долгий, чае-вареньевый, переливчато-канареечный, шахматно-задумчивый, пасьянсовый вечер умиротворения всех богов.