Сопикова Анастасия Сергеевна: Тоска по окраинам

После примерки мать отвела меня в кафе с тканевыми зонтиками — тут же, на рынке. Нам выдали две картонки с коричневым шашлыком на шпажках и горкой сизого лука. Я сбросила лук в помойку, налила на край картонки кетчуп — огромная красная бутыль стояла на каждом пластиковом столе. Запивали всё шипучим приторным «Спрайтом». Это была мать номер один — добрая, великодушная, щедрая.

У матери три вида одежды: «надел ды пошел» — раз. За этот можно не бояться: это на работу, в магазин, на улицу. «Приличный» — два. Тоже безопасно. «На танцы» — три. Этот — самый ужасный. Когда я вырасту, то спалю все эти шмотки — все эти кожаные юбки на ремне, сабо, полупрозрачные кофты в рюшах, красные шляпы, обтягивающие сиреневые джинсы.

Бог, верно, стал плотником, только чтоб сделать себе гитару. Его творение (лакированная, светлого дерева) слегка резонирует при каждом шаге; ощущать ее тяжесть даже приятно. Говорят, боль лучше переживать в полумраке. Гитара лежит в чехле как в плотных тяжелых шторах, которые выбирают в спальню, чтобы не пропускали свет. Спит и видит сны, быть может. К сожалению, себя саму спрятать в чехол нельзя.

Мы пришли в лавку на полчаса раньше. Я уже понял, зачем, — просто моя захотела понравиться Ольге, во что бы то ни стало заслужить ее одобрение. С ней всегда так. Одобрение, которое есть, ей почему-то не нужно. А вот если ее вдруг не любят, не ценят, держат за дерьмо никудышное, — она начинает почитать человека достойным, считать его больше себя, на цыпочках перед ним стоит. Не очень-то это умно.

Он был красив, и красив ослепительно; входя в комнату, А.М. как будто забирал энергию у электрических плафонов. Мальчишечка, ma Georgian boy, был похож на «брата»-Бодрова: тот же взгляд, то же замершее доверчивое выражение и застенчивая улыбка, та же неуклюжая медвежья поступь, белый свитер крупной вязки.…